Томас Гоббс (1588-1679).
Английский философ развил взгляды Платона и Аристотеля о том, что смех имеет самое непосредственное отношение к достижению превосходства над окружающими. Так как человек находится в постоянной борьбе за власть с себе подобными («атомарная модель общества: все против всех»), и современные нормы поведения людей не позволяют физически уничтожать своих соперников, то превосходство можно выражать с помощью других чувств. Например, с помощью юмора и остроумия. Эту идею он развил в своем произведении «Левиафан». По его мнению, смех является выражением внезапного триумфа, происходящего от внезапного же чувства превосходства над окружающими или над своим прошлым. Однако Томас Гоббс считал, что много смеяться над недостатками других - малодушие. Поэтому люди, обладающие душевным величием, должны помогать другим, избавляя их от насмешек.
Гоббс также признавал высокую роль остроумия в тогдашнем светском обществе: «Все действия и речи, проистекающие или кажущиеся проистекающими из богатого опыта, знания, рассудительности или остроумия, суть предметы почитания. Ибо все эти вещи являются силой». («Левиафан», Глава 10. О могуществе, ценности, достоинстве, уважении и достойности).
Джон Локк (1632-1704).
Впервые попытался провести различие между остроумным высказыванием и просто суждением (трактат «Опыт о человеческом разуме»). Остроумие, по Локку, прежде всего, лежит в сближении идей и в их объединении, быстром и разнообразном, которое дает ощущение удовольствия. Дж. Эдисон, уточняя позднее взгляды Локка, отметил, что не всякое объединение идей может быть остроумным, а только неожиданное. Кроме того, в основе остроты может лежать не только сходство идей, но и их противоположность.
Эммануил Кант (1724-1804).
В «Критике чистого разума» Кант утверждал: «Смех является эмоцией, возникающей из неожиданного превращения напряженного ожидания в ничто» (т.е., при произнесении ключевого слова, «соли» анекдота, наше предчувствие об ожидаемом продолжении не исполняется). Остроумная шутка должна содержать в себе нечто такое, что мы сперва принимаем за истину, ввести нас в заблуждение, а в следующий момент обратиться в ничто (механизм, включающий реакцию смеха). По такой схеме в настоящее время строится большинство анекдотов. Например: «Все входящие бесплатно! Мегафон? Нет, домофон!». К сожалению, Кант так и не смог четко обозначить определение термина «ничто». Некоторые исследователи считают, что «ничто» - это обыкновенная нелепость, которая должна быть преподнесена особым образом.
В другом произведении, «Антропология с прагматической точки зрения» (параграф 44), он коснулся и познавательной ценности остроумия. Он определял суждение «как способность находить для общего особенное», а остроумие - «как способность придумывать общее для особенного». Суждение замечает различия в многообразном (отчасти в тождественном), а остроумие - тождество многообразного (отчасти различного). Приведем небольшую выдержку из этой работы: «Самый превосходный талант в обеих способностях - замечать малейшие сходства или несходства; способность к этому называется проницательностью, а наблюдения такого рода - тонкими. Эти тонкости, если они не расширяют познания, называются пустыми остротами или умствованиями и могут быть обвинены в бесполезном, хотя и не в ошибочном применении рассудка вообще. Таким образом, проницательность не только связана со способностью суждения, но присуща и остроумию; разница лишь в том, что в первом случае ее достоинство усматривается больше в точности, а во втором случае - в богатстве тонкого ума; вот почему остроумие иногда называют блестящим…». Кант считал остроумие некоторым избытком ума, так как обыденный и здравый рассудок не нуждается ни в остроумии, ни в проницательности, ограничиваясь насущными потребностями.
Филипп Стенхоп Честерфилд ()
Английский аристократ Филипп Честерфилд не был философом в прямом понимании этого слова, но широко известны его письма к сыну, в которых он учил мальчика т.н. философии жизни. В одном из писем, под номером XXXII (от 9 марта 1748 года), он коснулся и темы остроумия. Приведу небольшой отрывк:
«Лучше улыбаться, но не смеяться. Частый и громкий смех свидетельствует об отсутствии ума и о дурном воспитании; этим способом низменная толпа выражает свои глупые радости по поводу каких-нибудь глупых происшествий; на ее языке это означает веселиться…
Настоящее остроумие или здравый смысл никогда еще никого не смешили; им это не свойственно - они просто приятны человеку и озаряют улыбкой его лицо. Смех же обычно возбуждают или низкопробное шутовство, или какие-нибудь нелепые случайности, люди умные и воспитанные должны показать, что они выше этого. Стоит только человеку сесть мимо стула и свалиться на пол, и он повергает этим всю компанию в хохот, чего не могло бы сделать все остроумие мира, - вот, на мой взгляд, неопровержимое доказательство того, насколько низок и неуместен смех».
Фридрих Шлегель (1772-1829).
Развивал теорию романтической иронии. Диалоги Платона почитал за прекрасный образец иронического стиля. По Шлегелю, ценность иронии как философского феномена в том, что она выражает собой логическую противоречивость (в отличие от рассудочного, как непротиворечивого). Шлегель подчеркивает, что «острота есть взрыв связанного сознания», то есть рассудочного мышления, окостенелого в односторонних, непротиворечивых понятиях; именно это мышление «взрывает» ирония, имеющая своей сущностью логическое противоречие.
Химическим явлениям в этот период развития натурфилософии приписывался особый способ бытия. Суть химических процессов выражалось в самостоятельном разложении и соединении веществ. Определение «химический» в самом общем виде означало «разлагающий на противоположности и соединяющий противоположности»; поэтому, когда Шлегель пишет об остроумии как о «логической химии», он подразумевает, что иронический дух пребывает в состоянии вечного разделения на противоположности, их постоянного обособления и соединения. «Внезапная остроумная мысль состоит в разложении некоторых духовных субстанций, которые таким образом до этого неожиданного разъединения должны находиться в самой тесной близости друг к другу». Шлегель, обобщая мысль о химическом характере иронии, утверждает принцип «химического познания», то есть познание через разложение на противоположности.
С гносеологической точки зрения ирония, остроумие обнаруживает действительно диалектический характер, то есть содержит в себе диалектическую триаду - тезис, антитезис, синтез. Острота выходит за рамки чисто логического противоречия и не содержит ограниченность парадокса, когда утверждается нечто, хотя и противоположное, но однозначное. Диалектика остроты заключается в том, что конкретное, противоречивое не просто ставится рядом; противоположности связываются в резком противоречии, и эта связь содержит намек на глубоко спрятанную истину, которая кроется в синтезе этих противоположностей. Поэтому если парадокс является как бы «неполной диалектикой» так как в нем отсутствует ступень синтеза, то ирония - «полной диалектикой», то есть заключающей в себе и синтез противоположностей. Однако в шлегелевской теории романтической иронии эти гносеологические основания диалектики иронии не были развиты.
Маркс считал правильным гегелевское понимание сократовской иронии «в качестве диалектической ловушки, при посредстве которой обыденный здравый смысл оказывается вынужденным выйти из всяческого своего окостенения и дойти - не до самодовольного всезнайства, а до имманентной ему самому истины…». Кроме того, понятая в этом смысле сократовская ирония, согласно Марксу, «есть не что иное, как форма, свойственная философии в ее субъективном отношении к обыденному сознанию».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831).
Свои мысли об остроумии высказал и Гегель в «Науке логики». Гегель подошёл к анализу остроумия как формы мышления. Ему принадлежит одно из самых удачных определения: «остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет «понятие светиться через противоречие», но не выражает понятия вещей и их отношений». Таким образом, «светящееся противоречие» между сущностью и явлением есть то общее, что присуще всему остроумному. Однако суть природы «светящегося противоречия» так и осталась неразгаданной.
Артур Шопенгауэр (1788-1860).
Успех в распознавании абсурда, осознание несовпадения между понятием и реальным объектом есть, по Шопенгауэру, причина смеха. Но эта теория неспособна объяснить главное: почему абсурд не всегда смешон, и чем отличает смешной абсурд от несмешного. Например, когда ученый делает открытие, которое полностью меняет его представление об изучаемом объекте, когда он видит, что до сих пор заблуждался, то открытие этого заблуждения («несоответствия окружающего нас мира нашим понятиям») также лежит вне области комизма.
Герберт Спенсер (XIX век)
Исследовал ситуации, вызывающие смех. По Спенсеру, смех может быть вызван различными чувствами, не всегда приятными (сардонический и истерический смех). Сильные эмоциональные встряски приводят к накоплению избытка нервной энергии. Волна энергии ищет выхода и в первую очередь освобождается через те мышцы, которые из-за малой массы обладают малой инертностью: мышцы рта, мимические мышцы, речевой аппарат, дыхательную мускулатуру. Если этих каналов оказывается недостаточно для разрядки нервной энергии, то используются и другие двигательные каналы, и все тело начинает подергиваться в судорогах. Таков механизм смеха, вызываемого простыми чувствами (существует два вида смеха, в данном случае имеется в виду смех «тела»). Смех при восприятии комического (смех «ума») Спенсер объясняет по-другому. Комическое непременно означает какую-то несовместимость, но эта несовместимость должна носить нисходящий характер. Иными словами, в комической ситуации мы ждем чего-то большого, а обнаруживаем маленькое. Это и есть нисходящая несовместимость. В противном случае, если вместо ожидаемого маленького обнаруживается неожиданно большое, то возникает чувство удивления от восходящей несовместимости.
Чарльз Дарвин (1809-1882).
В книге «О выражении эмоций у животных и человека» он высказал свои соображения о роли и значении смеха как реакции приспособления организма к окружающей среде и эволюции смеха. Дарвин подробно разбирал анатомию лицевых мускулов людей и приматов, а также анализировал звуки смеха. В последующих главах мы возможно еще раз затронем эту тему, а пока отметим вот что. У большинства представителей животного царства голосовые сигналы активно используются в процессе жизнедеятельности. Звуки удовольствия должны ясно отличаться от криков ужаса, потому что вопли несчастья характеризуются длинным непрерывным выдохом и коротким вдохом, а при смехе - наоборот: вдох непрерывный и достаточно длительный, а выдохи короткие и прерывистые.
9 ноября 2004 года, г. Новочебоксарск, Максим Иванов.
17065 просмотров
 Коментарии |
 |
| Добавить комментарий | |
|